Кучук-Ламбат в людях и судьбах

Евгений Коваленко

Есть немало мест на земле, история и география которых теснейшим образом переплетена с судьбами живших там людей. В общем-то, это банальное утверждение: история любого отмеченного летописцами места – это история людей, оставивших там след. Нередко это безымянные люди – народы, племена, – и не очень примечательные земли. Иное дело – такие насыщенные историческими событиями места, как Крым. А в Крыму найдётся не много (если вообще найдётся!) таких интересных и в то же время таких обойдённых историей для широкого круга людей мест, как Кучук-Ламбат.

Кучук-Ламбат – один из красивейших уголков Крыма, бывшее имение Таврического губернатора генерал-лейтенанта Андрея Михайловича Бороздина (1765...1838). Это местность, раскинувшаяся от Партенита (бывш. Фрунзенское) до Карабаха (Кучук-Ламбатского хаоса камней). Впервые она упоминается в сочинении «Объезд Эвксинского Понта» Флавия Арриана (II в. н.э.). Говоря о расстоянии от покинутого таврами порта, находившегося на месте нынешнего Судака, до этой местности, он указывал, что «отсюда до Лампады в Таврической земле 600 стадий, от Лампады до порта Символа (Балаклава) 300 стадий». Предполагают, что название «Лампада» произошло от стоявшего в древности здесь маяка, или, как объяснял академик П.И. Кёппен, от огней, которые зажигали на берегу для входа рыбацких судов в бухту у подножия скалистого мыса Плака (греч. – плоский камень).

Лоция Чёрного и Азовского морей (1903 г.) сообщает, что мыс Плака, высотою около 200 футов, в древние времена имел четырёхугольную башню на вершине (кордон). Флавий Арриан упоминает о древней дороге, ведущей к морю и к городу Лампаде. В патриарших грамотах 1384 года этот населённый пункт значился как Ламбад, а в сохранившихся в Генуе казначейских списках Кафы (Феодосии) 14-го века – как Ламбат. В более поздние времена турецких владений здесь были маленькие татарские деревушки Кучук-Ламбат и Биюк-Ламбат (тат. – маленькая и большая лампада). Уже в наши времена (1958 год) Кучук-Ламбат был переименован в Уютное, затем в Утёс.

Вероятно, больше всего связывает Кучук-Ламбат со всем миром замечательный парк, формирование которого происходило почти одновременно со знаменитым Никитским ботаническим садом (1814 г.). В нём собраны редчайшие деревья не только всего Крыма, но и знойной Африки, Японии, стран Средиземноморья, северной и южной Америки: тис ягодный тысячелетнего возраста, 800-летний самшит, лавр, маслина европейская, олеандр, кипарис лузитанский, кедр ливанский, багрянник, бамбук листоколосник, банан Басио, инжир, китайская глициния, веерная пальма, каштан, вавилонская ива, пионовое дерево, магнолия – всего до 200 видов, разновидностей и форм растений-пришельцев, не считая родных и привычных сосен, кипарисов, платанов, древовидных можжевельников... Здесь круглый год что-нибудь цветёт. Закладывали парк опытный садовод француз Либэ и крепостные Бороздина. Они же продолжили свою работу в той части имения, которая отошла вначале брату Бороздина – Михаилу, а затем, как приданное дочери Михаила Анны, – её мужу Н.Н. Раевскому-младшему. Эта часть имения Бороздина получила и носит название Карасан. Окончательно Карасановский парк был сформирован уже сыном Н.Н. Раевского-младшего и А.М. Бороздиной – Михаилом Раевским.

Парк сейчас не менее прекрасен, чем тогда: экзотические растения, высаженные рощицами, придают ландшафту естественную гармонию. Как шатры возвышаются над всем атласные и итальянские сосны. В парковый массив вкраплены, как драгоценные камни, редкие даже у себя на родине растения, такие как гинг двухлопастный. Всего в нём насчитывается 220 видов деревьев и кустарников. Всё создаёт не только красоту – целебность воздуха Карасана в значительной степени определяется его парком.

Изумительно красивый вид на побережье и залив открывается с основной достопримечательности Кучук-Ламбата – мыса Плака. С его высоты открывается неповторимая панорама Аюдага (Медведь-горы), совсем близко застыли в море изъеденные ветрами и зимними штормами Птичьи скалы, которые на самом деле не птичьи. Лишь дальняя из скал – Бакланья, ближайшая зовётся Солдатским хлебом. Вот что писал о ней в 1795 г. географ академик П.С. Паллас: «Кастель, или Сухарная гора. Отвалившиеся от неё куски походят на солдатские сухари». Плоская скала рядом – Кровать. Самая крупная – Монах, возле возвышается Трезубец Нептуна. Зачарованный, переступаешь по почти гладкой поверхности скалы, поражённый живописным ландшафтом и заливом. Но нельзя терять бдительности: мыс Плака на самом деле не плоский, а выпукло-округлый, шагнёшь ещё раз через незримую безопасную черту – и заскользишь, а потом и рухнешь с высоты 50 метров в море.

А.М. Бороздин стал владельцем Кучук-Ламбата в 1805 году после того, как австрийский принц Де Линь, получивший его в подарок от Екатерины II, отказался от организации там плантаторского хозяйства и продал его российской казне.

А.М. Бороздин был женат на сестре жены генерала Н.Н. Раевского. Эти две семьи были в тесном родстве и дружбе. В одном из писем к матери Н.Н. Раевский-младший пишет: «...я надеюсь также, моя дорогая мама, что в Крыму вы остановитесь в Кучук-Ламбате, который является самым тёплым местом... Думаю, что мы скоро встретимся». Раевские, видимо, были частыми гостями в гостеприимном Кучук-Ламбате и встречались там с приезжавшим на отдых семейством брата А.М. Бороздина – Михаила Михайловича. В 1839 г. семейные узы Бороздиных и Раевских стали ещё теснее: Н.Н. Раевский-младший женится на Анне Михайловне Бороздиной – племяннице А.М. Бороздина. К тому времени Бороздин передал во владение брату Карасановскую часть своего имения, и младший Раевский получает его в качестве приданного жены. Существует предположение, что название этому участку дал сам Н.Н. Раевский-младший в память о своём пребывании в Персии в провинции Харасан. По другим источникам эта местность ранее называлась Кара-Гасан (тюрк. «чёрный человек»).

Бывала здесь у тётки и Машенька Раевская, впоследствии Волконская, которую обожал А.С. Пушкин и о которой её отец – Н.Н. Раевский – сказал: «это самая удивительная женщина, которую я знал». Все, кому известна история её подвижнической жизни в Сибири рядом с сосланным мужем-декабристом, повторяют вслед за ним эти слова.

Но ещё более трагичная история жизни её двоюродной сестры – Машеньки Бороздиной – мало кому известна.

В Кучук-Ламбат – этот дивный даже по меркам Крыма уголок – в 1820 году приезжают члены тайного Южного общества В.Н. Лихарев и атлетически сложённый 28-летний красавец штабс-капитан в отставке Иосиф Поджио – итальянец по происхождению. Приезжают или, правильнее сказать, добираются они туда с друзьями отдохнуть, понаслаждаться природой и морем, а главное – пообщаться.

Неизвестно, случайное ли это совпадение или это результат договорённости, но в то же время поблизости (в Гурзуфе) в период своей южной ссылки жил и А.С. Пушкин. Он часто встречался с 19-летним Н.Н. Раевским-младшим, которого любил как брата, вместе бывали у его тётки в Партенитской долине, а оттуда молодые ноги донесут до Кучук-Ламбата за 15...20 минут. Скорее всего, это не совпадение и не случайность. Не могли не встречаться эти пылкие свободомыслящие люди. По тем временам образованный человек, не входящий ни в одно из многочисленных тайных обществ или в какую-либо масонскую ложу, запросто мог прослыть ретроградом и быть отторгнутым блестящим взыскательным, часто богемным и хаотичным обществом, стать неинтересным для романтически настроенных прелестных юных особ и молодых дам. И, конечно же, не только за прелесть Кучук-Ламбатского залива и полный очарования окружающий его ландшафт были выбраны эти места для сбора и встреч. Кучук-Ламбат в то время был громко назван «будуаром Южного берега Крыма», а его хозяин – «гражданином вселенной», «...зорко видавшим из-за непреступной стены Аюдага ход политики и просвещения в целом мире». Дом Бороздина был для обширного круга многочисленных родных, друзей и знакомых своеобразным светочем культуры – «почтенный владелец оного» получал более 10 журналов, в том числе на французском и других языках (цитаты – из воспоминаний в «Отечественных записках» издателя Свиньина). В 1823 г. Бороздина посетил И.М. Муравьв-Апостол – тоже, видимо, не случайно. А летом 1825 г. в Кучук-Ламбате побывали А.С. Грибоедов и Адам Мицкевич.

В этой дивной красоте, в этой атмосфере жили и ею дышали юные дочери А.М. Бороздина – старшая Машенька и младшая Екатерина. И нужно ли удивляться, что они отдали свои сердца, сами стали избранницами, а в 1825 г. и жёнами: старшая – И. Поджио, младшая – В. Лихарева.

А дальше была до сих пор неразгаданная тайна смерти Александра I, был декабрь 1825 года, и были следствие и суд по делу 579 декабристов, включая «деятельных членов» Союза Благоденствия И. Поджио и В. Лихарева.

Можно себе представить смятение и переполох, воцарившиеся в мелковатой душе и приземлённых помыслах А. Бороздина, особенно когда вслед за двоюродной сестрой Марией Волконской его старшая дочь вознамерилась последовать за своим избранником в ссылку, на поселение в бесконечно далёкую Сибирь. Трудно сказать, чего в этом было больше – страха за дочь или желания подчеркнуть свои верноподданнические чувства – но Бороздин, этот «гражданин вселенной», подло хлопочет перед Николаем I, чтобы его старшего зятя не отправили в Сибирь, а заключили в крепость. И преуспевает в этом: Иосифа Поджио наглухо затворяют в Шлиссельбургской крепости, и ни единая весточка ни от него во внешний мир, ни к нему из этого мира не проникает все годы, пока его Машенька пытается его разыскать.

Младшая – Екатерина – не долго страдала. То ли отцовские гены в ней преобладали, то ли влияние имени сказалось (Б.Ю. Хигир, «Имя человека, его характер и судьба»), но она не торопится последовать за мужем и вскоре вторично выходит замуж. О чувствах В. Лихарева можно только догадываться: после отбытия ссылки в 1837 г. он поступает рядовым в Отдельный Кавказский корпус и в 1838 г. погибает от черкесской пули.

Уже Мария Волконская в Сибири, уже все судьбы декабристов так или иначе определены, а о доле И. Поджио никому ничего не известно. Никому из его друзей, далёких и близких, никому из тех, кто мог бы хотя бы полусловом, хотя бы намёком дать знать Марии Андреевне Поджио (Бороздиной), жив или мёртв её муж. Если мёртв, то где похоронен – чтобы придти и припасть к его могиле, – а если жив, то где он и что с ним, куда, на какой край света броситься за ним.

Восемь долгих лет длится глухая могильная молчаливая ложь. Восемь беспросветных лет Мария пытается достучаться до Бенкендорфа. В ответ – лишь одно лживое сообщение жене «государственного преступника», что «ещё не имеется положительного сведения о местопребывании его». От друзей Мария узнала только, что в Сибири его нет, где он и жив ли он – никто не мог сказать. Отец же тем временем всю свою энергию и всё своё влияние употребляет на то, чтобы дочь забыла мужа и вышла замуж вторично, как сделала это её сестра Екатерина. Наконец, это ему удаётся: в 1834 году Мария выходит замуж за 33-летнего князя Александра Ивановича Гагарина – адъютанта М.С. Воронцова. Только после этого открылись для И. Поджио двери тюрьмы, и он был сослан в Сибирь к остальным его товарищам. Умер он в Иркутске в 1846 году – тюрьма, цинга и ссылка подорвали его могучее здоровье, наверное, сказалась и разлука с любимой.

Мария пережила его всего на 4 года.

Две Марии, две похожие и такие непохожие судьбы. Юность Марий – двоюродных сестёр – одинаково безоблачна и одинаково счастлива вплоть до декабря 1825 года. Трагична, но по-разному их дальнейшая судьба, и трудно сказать, чья трагичнее. Кто скажет, что тяжелее для таких высоких душ, какими обладали эти достойнейшие женщины, – тяготы и невзгоды полной лишений жизни, которую сознательно выбрала Мария Волконская, или жизнь в достатке, но переполненная скорбью и неизвестностью и сменившей их болью без вины виноватой, которую взвалили на плечи Марии Поджио – Гагариной недобрые люди и злой рок?

Что труднее было вынести этим хрупким, нежным, по нынешним временам совсем ещё девочкам – физические трудности или разрывающее сердце горе, загоняемое к тому же глубоко внутрь, скрываемое от окружающих долгие-долгие годы, как выяснилось в конце этой потрясающе трагической жизни – больше её половины?

Для людей, наделённых мало-мальским воображением и способных хотя бы немного чувствовать, ответ очевиден: Мария Волконская имела возможность выбора и сделала его. Если бы такую же возможность предоставили Марии Поджио (Бороздиной), история не узнала бы Марию Гагарину, зато Сибирь встретила бы ещё одну достойную преклонения Марию, а среда декабристов увеличилась бы на двух счастливых в несчастии людей.

Однако всё случилось так, как случилось. Не только история, но и не отмеченная на её страницах жизнь людей не знает сослагательного наклонения. А с высоты, или наоборот, из ямки наших дней просматривается одна непростая особенность суждения людей о происходящем.

О Марии Волконской вот уже 175 лет знает довольно обширный круг людей. Её имя вошло в историю и литературу, она вошла в искусство, в культуру человечества.

О Марии Поджио тоже при желании можно прочитать, но круг читателей очень узок, накал трагедии её жизни менее очевиден, о ней не пишут, имя её скоро забудется. Потому что её страдания – это невидимые миру слёзы, их нужно суметь понять. А для этого нужно и обладать воображением, и уметь чувствовать. К сожалению, даже по большому счёту судит всё и вся в мире сидящий в людях, в каждом из нас в той или иной мере, обыватель. Это ещё спасибо, что по поводу Волконской людская молва не говорит что-нибудь вроде: «Конечно, её поступок – вызывающая влагу на глазах романтика, но отказываться от почестей, богатства и прочих привилегий и предпочитать им лишения всё-таки глупо!»

А может быть, если рассказать как следует о том, через что прошла Мария Поджио (Бороздина), нынешние люди тоже сумеют оценить высокую себестоимость и одухотворённость её восьмилетней трагедии и драматичность последующих лет её жизни. Возможно, дело в том, насколько талантливо доносят до людей подобные истории летописцы?

После адъютантства при Воронцове А.И. Гагарин становится генерал-губернатором г. Кутаиси, отбывает туда с женой Марией, бывает в гостях у Александра Чавчавадзе, чья дочь Нина была женой А.С. Грибоедова, у мингрельского князя Давида Дадиани, встречался, по-видимому, и с семейством князя Александра Орбелиани – поэта и учёного, драматурга и историка. После смерти жены Гагарин в возрасте 50 лет женится на дочери Орбелиани Анастасии. Вероятно, Тасо выходит за него замуж вопреки желанию матери Мананы Орбелиани – одной из красивейших женщин Тбилиси – и друзей семьи. Возможно, этим объясняется то, что после убийства Гагарина владетелем грузинской Сванетии Константином Дадешкелиани овдовевшая Тасо уезжает в Крым, в Кучук-Ламбат – имение мужа, которое он получил во владение от своей первой жены Марии. Анастасия Гагарина всё реже бывает у себя на родине, а после смерти матери в 1870 г. вообще не выезжает за пределы Крыма, усердно занимаясь делами имения вместе с племянницей Еленой Яковлевной Тархан-Моурави, переехавшей к ней, чтобы скрасить её и своё одиночество. Благодаря их стараниям и средствам построен комплекс зданий, ставший основой для создания нынешнего санатория «Утёс».

Сама Мария Гагарина (Поджио) получила имение после смерти отца А.М. Бороздина в декабре 1838 г. Получила вместе с большими долгами, для погашения которых Гагарины вынуждены были продать его часть вместе с первым барским домом. Приблизительно через 10 лет новый владелец этого участка, не ужившись с соседями, перепродаёт его воронежскому землевладельцу и коннозаводчику М. Сомову. Тот не только прижился в своих новых владениях, но и расширил их, прикупив прилегающие виноградники, сады, пахотные и сенокосные земли. Часто бывающая здесь его дочь Елена выходит замуж за младшего брата А.И. Гагарина – Михаила. Вскоре болезненный Михаил Гагарин умирает, его вдова выезжает во Францию, и там через год княгиня Гагарина становится принцессой Мюрат: Елена выходит замуж за потомка наполеоновского маршала принца Мюрата. Поразительная увязка судеб!

Поначалу принц Мюрат делал успехи в управлении имением жены – в 1860 г. строит большой двухэтажный дом, в винных подвалах имения хранятся огромные количества местного и французского вина. Но карты и лошади – увлечения принца – приводят его к разорению. Имение переходит из рук в руки, какое-то время остаётся без хозяев и к середине 90-х годов поступает в удельное ведомство, принадлежащее царской фамилии. Царь Николай II по свидетельству очевидцев дважды приезжал сюда, но намерение построить здесь летнюю резиденцию так и не было реализовано. В результате какого-то цельного комплекса на этом месте не было создано; то, что было построено ранее, пострадало от времени, землетрясения (1927 г.) и войны. В Мюратовском уже одноэтажном доме живут сотрудники санатория «Утёс», на месте винного подвала в 1989 г. построен пансионат «Таврида». Ни фруктовых садов, ни красивого парка на этой территории, к сожалению, не сохранилось.

Более счастливо сложилась судьба карасановской части Бороздинского имения. Как уже отмечалось, она в качестве приданного Анны Михайловны Бороздиной поступила во владение Н.Н. Раевского-младшего и принадлежала этому славному роду вплоть до 1917 года.

Н.Н. Раевский-старший (1771...1829) был одним из передовых и просвещённых людей России своего времени и особенно прославился в Отечественную войну 1812 года. Это о нём Наполеон сказал: «Этот русский генерал сделан из материала, из которого делаются маршалы». С Раевским связан широко известный эпизод боя, произошедшего под Могилёвом незадолго до Бородинского сражения. В разгар сражения его солдаты замешкались и дрогнули под картечью. Тогда генерал, взяв своих сыновей – Александра 16-ти лет и Николая 11-ти лет, – вместе с ними во главе Семёновского полка устремился в бой. Рассказывают, что Николай держался за его руку, а Александр, схватив знамя, понёс его перед полками. Воодушевлённые солдаты рванулись вперёд и опрокинули неприятеля. Этот эпизод воспет поэтом В.А. Жуковским и запечатлён на великом множестве гравюр, даже на табакерках.

Н.Н. Раевский-младший был другом Пушкина, в 25 лет уже был назначен командиром полка, участвовал в войне с Персией в 1827 г. и Турцией в 1828...29 г.г. В 1829 г. к нему приезжал А.С. Пушкин, жил с ним в одной палатке и проделал вместе с другом весь поход до Арзрума. Командуя войсками черноморской линии, Раевский-младший участвовал в создании городов побережья – Туапсе, Сочи, Новороссийска, был основателем Сухумского ботанического сада.

Надо ли удивляться той любви, умению и старанию, которые он вложил в создание уникального Карасановского парка, занявшись обустройством имения в 1839 году. Работами руководил известный садовод француз Э.Ю. Либэ, создававший сады и парки ещё в имении Бороздина в 1814 году, большую помощь оказали Н.А. Гартвис и Ф.Б. Фишер – директора Никитского и Санкт-Петербургского ботанических садов.

Любовь к природе, ботанике и земледелию Н.Н. Раевский-младший сумел передать и своим сыновьям, хотя воспитать их не успел: он умер в 1843 г., когда старшему его сыну было 4, а младшему – всего два.

Старший его сын занимался разведением хлопка, суходольного риса, шелководством в Средней Азии, первым доказал возможность выращивания в Туркестане хлопка из американских семян. В 1876 г., в возрасте 37 лет он погиб, будучи кавалерийским полковником в сербской армии.

Младший – Михаил – получил высшее образование в Московском университете на факультете математики, увлекался астрономией и биологией. Был директором департамента земледелия России, председателем Российского общества садоводов. В 1884 г. М.Н. Раевский приезжает в Карасан со своей больной дочерью и начинает строительство летнего дворца в мавританском стиле. Заканчивает строительство через три года. Этот дворец и сегодня красуется в центре парка санатория «Карасан». Целебный воздух благодатно сказался на здоровье любимой дочери, и М.Н. Раевский до самой своей смерти в 1893 году занимается расширением и пополнением парка, строит в любимом Карасане домовую церковь, где его и отпевали. Похоронен он в Эразмовке, на Украине.

Последним владельцем имения до самой революции была вдова М.Н. Раевского княгиня Мария Григорьевна Раевская (Гагарина). Ныне на его территории расположен санаторий «Карасан».

Ещё и сейчас в этом прекрасном уголке Крымской земли можно встретить места, связанные то ли названием, то ли воспоминаниями, передаваемыми изустно, со славными именами людей, бывшими или жившими здесь: с. Пушкино (выше Карасана), Пушкинская аллея в Карасановском парке, тропа Раевского через седловину Аюдага, источник с мраморной плитой и надписью староармянским слогом – любимое место отдыха А.С. Грибоедова. Бывали здесь В.А. Жуковский, М.Ю. Лермонтов, поэт и путешественник Андрей Муравьёв, посвятивший этому благодатному месту стихотворение (1827 г.):

Вероятно, бывал здесь и художник-маринист И.К. Айвазовский, близко знавший Н.Н. Раевского-младшего. Он создал полотно «Пушкин с семейством Раевских на берегу Кучук-Ламбатского селения».

Известна здесь ещё одна династия. Среди крепостных строителей имения, завезённых Бороздиным ещё в 1807-м году, осталась в памяти людей фамилия Дзюбановых. С интереснейшим собеседником – Аллой Антоновной Дзюбановой – в посёлке Утёс можно встретиться и сегодня. Гостеприимство радушной хозяйки, содержательные беседы, душистый чай под зелёным шатром виноградных лоз вспоминают в Киеве и Москве, Берлине и Санкт-Петербурге.

Возможно, и кто-то из наших современников когда-то прославит в веках своё имя и оставит свой созидательный след в этом целительном для души и тела уголке Крымского побережья – от Партенита до мыса Плака.

Июнь 1999 – март 2000 гг.

 

P.S. С сожалением должен дописать: четыре года тому назад Аллы Антоновны не стало, и я не знаю, есть ли там вместо неё ещё кто-нибудь, с кем можно было бы поговорить тихим вечером за чаем о прошлом этих мест, о связи их с историей нашего отечества в более широком, чем ныне, понимании этого слова и о милых и духовно близких нам людях, живших там когда-то.

Август 2008 года.