Нэдзуми

Юрий ПОБОЖИЙ

Открытия в наши дни, как известно, делаются в основном на стыках наук. Поэтому я давно положил себе за правило: занявшись какой-нибудь наукой, не смыкаться в ней где-то посередке, а решительно стыковать ее с другими науками. При столкновении прежде чуждых областей знания порою удается высекать искры поистине гениальных озарений.

Вот и сейчас: проблему доисторического прошлого мышей поставила... лингвистика. А если конкретнее, японский язык. Мышь по-японски нэдзуми. Несложный анализ этого слова привел к разложению его на части нэ и дзуми, вторая из которых, согласно словарю, означает завершение (сихараидзуми – оплачено, байякудзуми – продано и т.д.). Крохотный домашний грызун представляет собой итог длительной и сложной эволюции какого-то существа, известного среди древних японцев под именем нэ. Сегодня японцы называют так знак зодиака, с которого начинается двенадцатилетний цикл восточного календаря. Конечно, ни одному жителю древнего Востока не пришло бы в голову открывать цикл летосчисления названием какого-то мелкого зверька. Для этого наверняка было избрано более представительное животное, каким, конечно, и был нэ – предок современной мыши. Как же он выглядел?

Современные женщины при виде мыши визжат и инстинктивно забираются на стол. Видимо, таким же образом от коварного нэ спасались и их прародительницы. Доисторические мыши, как и их современные потомки, по всей вероятности, хорошей прыгучестью не обладали. Следовательно, их длина при вставании на задние лапы составляла около 80 сантиметров (высота современного стола). Будь их длина меньше или больше указанной величины, современные женщины забирались бы на соответственно иную высоту – на табуретку или шкаф.

Почему же страшные для женщин доисторические мыши столь деградировали с течением веков и тысячелетий? Тут отчасти можно согласиться с Дарвином: изменились условия – изменилась и внешность. Паразитируя на добыче человека, мыши поначалу питались мамонтятиной. Когда же мамонты были выбиты, человек начал охотиться на более мелких животных, вплоть до зайцев, а в голодные годы – и сусликов. Постепенное сокращение рациона мышей вело к уменьшению их размеров. Затем наступила еще более драматичная для мышей перемена: человек покинул пещеры, стал жить в хижинах, занялся земледелием. Вместе с человеком в новые жилища перебрались и перешли на растительную пищу домашние мыши. Маленькие зёрна – маленькие мыши. Если бы пшеничное зерно было величиной с яблоко, размер мышей не уменьшился бы столь резко.

Вместе с тем на судьбу мышей влиял и естественный отбор. Фактором отбора были действия мужчин. Всякий раз, возвращаясь с охоты в родную пещеру и заставая женщин перепуганными, а обед неприготовленным, голодные и разъяренные мужчины бросались на виновников неприятностей – на мышей. Последние, естественно, старались спрятаться в темных закоулках пещеры, ускользнуть во всевозможные дырки, трещины, щели. Шансов уклониться от удара дубиной или копьем и укрыться в первой попавшейся норке было тем больше, чем меньше размер тела. Так происходил отбор, в хода которого выживали более щуплые и менее окрашенные особи. Мыши мельчали и серели.

Кроме мужчин, у мышей был другой опасный враг – саблезубый тигр, также обитавший в пещерах. Преследование со стороны столь грозного хищника могли выдержать опять-таки мелкие особи, способные проскользнуть между саблевидными зубами тигра, который, как и мышь, переселился вслед за человеком из пещер в дома и превратился в домашнюю кошку, а вовсе не вымер, как ошибочно полагают ученые. Косвенным доказательством этого превращения служит тот факт, что женщины, страдающие мышебоязнью, обожают кошек, вероятно, храня в подсознании благодарность им за былую поддержку в борьбе против доисторических мышей и видя их непримиримую вражду к мышам нынешним.

Судя по тому, как современная женщина зажмуривает глаза при виде маленькой мышки, облик доисторических мышей был ужасен, хотя мы и на знаем его во всех подробностях. Однако под леденящей душу внешностью у братьев наших меньших, у соседей наших по первобытному жилью скрывалось нежное, легко ранимое сердце. Страх перед всевозможными преследователями заставлял предков мышей физически сжиматься; постоянное нервное перенапряжение вызывало угнетенное состояние центральной нервной системы и нарушения функции эндокринных желез, что, в свою очередь, вело к карликовости.

Наиболее пагубно на несчастных животных действовал женский высокочастотный визг, обогащенный вредными для здоровья ультразвуками. Кому неизвестно, как даже у суровых мужчин, екает сердце, когда женщина неожиданно награждает окружающих подобным упражнением голосовых связок? У мышей же этот звук вызывал тяжелые сердечные заболевания. Тем более, что в пещерных условиях первобытнообщинного строя мышам зачастую приходилось выслушивать не одиночный, а коллективный визг всей женской половины племени. Тут и мамонту стало бы плохо. Впрочем, разве мамонт менее уязвим в подобной ситуации? Скорее наоборот: ведь по данным современной медицины, излишний вес усугубляет сердечные раны. Стало быть, психо-физиологический фактор отбора, неизвестный Дарвину, действовал в том же направлении, что и прочие.

И вот, как говорится, результат! В известном сочинении Ш. Перро «Кот в сапогах» великана погубило то, что он уменьшился до габаритов мыши. В противоположность незадачливому великану среди доисторических мышей в вышеописанных условиях в основном выживали особи как раз с миниатюрной комплекцией.

Из поколения в поколение прежде грозные звери мельчали все более, пока наконец не стали такими, что гоняться за ними с копьем и дубиной стало просто смешно. Именно тогда мужчины начали лишь пожимать плечами, слыша визг женщин, увидевших мышь.

Оставшись без мужской поддержки, женщины для устрашения своих четвероногих врагов прибегли к тому же способу, каким иные владельцы садовых участков отпугивают ворон, помещая на видном месте подстреленную птицу. Женщины стали навешивать на себя шкурки мышей. Впоследствии модными становились шкуры других животных, а пристрастие к мехам укоренилось в женской психике столь же прочно, как и мышебоязнь.

Ранее опубликовано:

Журнал «Наука и жизнь», № 9, 1982.