Четвёртое измерение

Оглавление

Юрий Афанасьев

Эта история началась ещё в советские времена на излёте так называемого застойного периода. Впрочем, такая история в том или ином виде могла произойти и в других исторических, географических, бытовых и прочих житейских условиях и обстоятельствах.

Глава первая. Машина

Итак, жил да был в какой-то советской глубинке, а может и в столице, простой советский человек. Работал на заводе квалифицированным, можно сказать, рабочим. И отличался он от других только тем, что был уж больно пьющим. Вы, я думаю, понимаете – чтобы на фоне нашего в целом не слабо пьющего рабочего класса отличаться в этом виде, так сказать, досуговой деятельности, значит пить надо уж с полной самоотдачей, не оставляя ни сил, ни средств ни на что другое. Собственно, так всё и было. Если другие как-то ухитрялись следовать народной мудрости «пей, пей, да дело разумей», то Наш герой (давайте будем его так называть) никакой мудрости не следовал и пил напропалую. Работал он, прямо скажем, плохо. Разряд имел невысокий и не собирался его повышать. Да и как? Ведь на уме у него всегда только одно – поскорее свалить с работы и бухнуть. Иногда и на работе ухитрялся дёрнуть. С похмелки на работу часто опаздывал, а поскольку и руки уже стали дрожать, да и глаз мутным был, то и брак из его рук выходил очень даже нередко. В общем, начальство его всячески склоняло, в коллективе тоже на него порой наезжали, потому, что показатели из-за него часто страдали. А это премии и т.п. Держали его, отчасти, из жалости, отчасти из-за огромного дефицита рабочих рук, а у него какие-никакие, а руки. Естественно, зарабатывал он мало, и на большее как-то не претендовал.

А за пределами завода? Если другие работяги всё-таки имели какой-никакой набор развлечений: водка, лодка, молодка или там футбол, домино, картишки, то у Нашего героя весь набор начинался и кончался одним и тем же – водкой или бормотухой какой-то.

Вы спросите, была ли у него так называемая личная жизнь? Была, но давно. Да, он даже когда-то ухитрился жениться. Возможно, в молодости он пил меньше, или совсем немного, не больше других. Или его пассия самоуверенно полагала, что, когда они поженятся, она возьмёт его в ежовые рукавицы, и всё будет, как ей надо. Он производил впечатление человека покладистого, и ей казалось, что справиться с ним ей не станет большого труда. Но она просчиталась. Она не предусмотрела, что бороться её придётся не с ним, а с самим Зелёным змием, а это совсем другая весовая категория. Впрочем, со временем для неё нашлись выгоды и в этом положении. Хотя она практически не имела мужа, но это её в какой-то степени даже устраивало. Будучи девушкой из села, она без труда справлялась с так называемой мужской работой по дому. Те жалкие деньги, которые он зарабатывал, она выколачивала из него полностью, и даже непонятно с чего он мог пить. Возможно, в день получки ухитрялся припрятать что-то. На него она денег практически не тратила. Ходил он в обносках, благо не замечал этого. Кормила она его тоже по остаточному принципу. Да и сильно пьющие люди, как известно, едят мало. А главное, она была полной и безраздельной хозяйкой в доме, его же она ни в грош не ставила и чихвостила постоянно, на чём свет стоит, пугала, что отправит на принудительное лечение. Он же не спорил, не сопротивлялся – понимал, видно, что все права на её стороне.

Хотя чувство собственного достоинства ещё теплилось в нём, и унизительность собственного положения и на работе, и дома он чувствовал, а в часы относительной трезвости и понимал. Бунт на корабле потихоньку зрел, и гасить его удавалось только очередной порцией какого-то пойла.

Но однажды ему выпить после работы не удалось. То ли деньги абсолютно исчерпались, а ему уже давно никто не одалживал, то ли ещё по какой причине, но не удалось выпить, и всё. Поначалу, конечно, разозлился, но потом, несколько успокоившись, он в какое-то мгновение почувствовал даже что-то похожее на радость. Подумалось, а может это знак такой, знамение, благая весть? Волнительно интересной, увлекательной показалась мысль: прийти домой и предстать перед женой в трезвом виде. Подгоняемый этой мыслью он поспешил домой.

Жена что-то делала на кухне. Сняв ботинки и переодевшись в тапочки (крик обычно начинался, когда он забывал переобуться), он стал в проёме кухонной двери. Скользнув глазами по тапочкам, жена буркнула:

– Явился.

Не глядя, но чувствуя, что он всё ещё стоит в дверях, спросила:

– Жрать будешь, или сразу спать пойдёшь?

– Поел бы, – ответил он.

Жена взяла с плиты кастрюлю и шлёпнула на тарелку две ложки какой-то каши. Каша была холодной.

– А подогреть нельзя?

– Обойдёшься.

– А у нас нет какой-нибудь колбасы или сала? – спросил он, чувствуя, как в нём просыпается голод.

– На колбасу и сало надо заработать.

Поев холодной каши, он пошёл в «зал». Представление трезвого вида прошло незамеченным. Послонявшись по «залу», он сел в кресло напротив телевизора. Это был старенький чёрно-белый телевизор «Весна». Включил. Показывали футбол. Когда-то он играл за сборную школы, а потом ещё некоторое время следил за новостями футбола, смотрел футбольные трансляции по телевизору. Сейчас играли какие-то незнакомые ему команды, но игра стала затягивать, он уже выбрал, за кого будет болеть, когда в комнату влетела жена.

– Ах ты, пьянь вонючая! Ты шо ж грязными штанами на кресло садишься! Футбол он будет смотреть! Станешь человеком, заработаешь на нормальный телевизор, тогда и смотри. Всё, иди спать, сейчас сериал будет, хоть на людей посмотрю.

Штаны действительно были грязными, и он по привычке безропотно подчинился. Но обида нарастала. Подойдя к раскладушке, на которой он спал в последние годы, ему впервые, наверное, бросилось в глаза, что застелена она была каким-то скомканным тряпьём, хотя на антресолях, как он помнил, лежал свёрнутый почти новый ватный матрас, который жена стелила, когда приезжал кто-то из её многочисленных родственников. Никаким постельным бельём его логово не было удостоено.

– Ну, ё-моё, – вздыбилось чувство собственного достоинства.

– Но ведь ты же всегда спишь, в чём пришёл, какое ж тебе ещё бельё? – резонно заметила совесть.

А ветер перемен уже шумел в душе Нашего героя, и, увлекаемый, наверное, этим ветром, он решительно направился в душ. Из душа он вышел с ощущением, какого не помнил чуть ли ни с детских времён после купания в речке. Чувство свежести и новых сил разливалось в нём. И вот с этим чувством и в совершенно голом виде он снова предстал перед женой.

Зарёванная супруга с досадой отрывается от экрана, по ходу стараясь быстро заменить умилительное выражение лица на гневно-раздражённое, однако, не успев произвести эту замену, застывает в изумлении. Перед ней стоял совсем не старый совершенно голый мужчина со всеми характерными мужскими признаками. Лицо, конечно, помятое, но в остальном... На мгновение женское начало, давно заточённое в самую дальнюю и сырую темницу её существа, шевельнулось и приподняло голову. Но стоило Нашему герою заикнуться о чистом нательном и постельном белье, очнувшаяся от оцепенения Баба грозно цыкнула на подавшую признаки существования Женщину, и та, жалобно скуля, снова забилась в дальний угол бабьей утробы. На Нашего же героя она обрушила бурный поток негодования, к которому помимо традиционных мотивов о загубленной молодости и жизни вообще, добавились ещё и язвительные замечания о его срамном виде и уж совершенно возмутительных претензиях на постельное бельё. Она уже крутила в руках тяжёлое махровое полотенце, которым она всегда загоняла мужа в стойло, но на этот раз так и не применила его. Видно было, что столь явная демонстрация как духовного, так и физического мужского достоинства всё-таки обескураживала её. Он же, не дослушав её монолог, молча, полез в шкаф и стал доставать необходимые ему вещи. Она попыталась ему помешать, но он так решительно отодвинул её, что она отступила.

Наутро, побрившись-умывшись, он решил надеть свежую рубашку. Обращение к жене было встречено ледяным молчанием. Пришлось снова самому лезть в шкаф, в котором среди множества платьев, кофточек, юбок и прочего женского гардероба ему с трудом удалось отыскать единственную сменную сорочку. Она была очень старой. Он вспомнил, как они покупали эту сорочку накануне его дня рождения в первый год их супружеской жизни. Несмотря на свой почтенный возраст, рубашка была всё же явно приличнее, чем та, в которой он ходил всё это время. Очевидно, это было настолько заметно, что на проходной молодуха из ВОХРа взглянула на него с некоторым любопытством и хмыкнула.

Работал он в этот день с удовольствием и выполнил план без единой бракованной детали. Даже начальник цеха похвалил его. Чувствуя себя на подъёме, он даже осмелился спросить бригадира, сколько он сегодня заработал. Тот прикинул что-то в уме, пошевелил губами и выдал цифру.

– Так мало, – удивился Наш герой, – я ж столько сегодня этих деталек наточил.

– То-то и оно, что «деталек». Они ж копеечные, эти твои «детальки», – объяснил ему оказавшийся рядом товарищ по работе, относившийся к Нашему герою с некоторым сочувствием.

– А чё ж вы мне даёте такие наряды, на которых ничего заработать нельзя? Я ж не пацан какой, сразу после ПТУ. Я ж, как из армии пришёл, все эти годы на заводе, – это он снова к бригадиру.

– А что, может я тебе вот это дам? – и он показал Нашему герою и всем присутствующим, которых уже набралось несколько человек, чертёж детали на порядок более сложной, чем в его наряде. Кто-то из них хмыкнул.

Наш герой посмотрел на чертёж. Таких деталей он, конечно, ни разу не делал. Действительно непростая работа. Но его, можно сказать, уже понесло.

– А что, и сделаю, – с вызовом выпалил он. Народ ехидно заулыбался.

– Да иди ты, – досадливо буркнул бригадир. Мне тут план давать, на знак качества изделия выводить, а я тут с тобой буду экспериментами заниматься? – Махнул рукою и пошёл. Народ стал расходиться.

Досада, обида и всякие прочие сильные чувства захлестнули его, окончательно пробудив от многолетней вынужденной спячки душу. Засидевшись от длительного бездействия, она теперь жаждала трудиться. Вряд ли Наш герой читал или даже когда-либо слышал знаменитые строки Николая Заболоцкого про то, что душа обязана трудиться, но душа-то это и сама знала, и в данный момент демонстрировала своё деятельное рвение с незнакомой, наверное, и ей самой силой. Пребывая в таком вот ажитированном состоянии душа звала, влекла Нашего героя к каким-то свершениям, настойчиво гнала его, правда, ещё не ведая, куда.

Пока единственным, что было для Нашего героя очевидным, это необходимость доказать на работе и дома, что он не хуже других. Но застоявшаяся в бездеятельности, как ретивая скаковая лошадь в стойле, его душа уже не могла удовлетвориться лишь участием на равных в скачке жизни. «Что значит – не хуже других? Это ерунда, мелочь, – шептала ему душа. – Ну, посмотри на этих других. Ну, чуть побогаче тебя, и всё. Надо бить по крупным целям, ставить высокую планку»! «Конечно, – резонировал с душой Наш герой. – Только крупные цели, только высокая планка. Доказывать, так доказывать».

Ну, и какие же такие крупные цели, какую высокую планку может выставить перед собой простой отечественный работяга, да ещё и вчерашний забулдыга? Тут и расхваставшаяся его душа смущённо притихла. Небось, в прошлых воплощениях, если таковые были, не Циолковскому принадлежала или там Джордано Бруно. Поэтому рассуждения Нашего героя и его души потекли по самому что ни на есть материалистическому руслу.

Для начала надо было избрать какие-то ориентиры, точки, так сказать, отсчёта. Ну, и что это могли бы быть за ориентиры и точки? Конечно, ими могли быть самые удачливые, самые успешные мужики из его обозримого окружения. В масштабе цеха, конечно. Таких оказалось, по крайней мере, двое. Оба были передовиками и маяками, один даже висел на заводской доске почёта и был членом завкома, другой нигде не висел, но зато и тот и другой зарабатывали в разы больше инженеров, дома у них, говорят, и цветные телевизоры, и хрустальные люстры, ковры там всякие, импортные гарнитуры. Но главное, у того, что на доске, был мотоцикл – «Ява». Красный такой, с никелированными вставками. Да, это вещь. А у другого была лодка, с мотором «Вихрь». Зверь мотор, а лодка большая, вместительная, целую компанию можно посадить. Что может быть лучше и выше всего этого, не сразу и придумаешь. Хотя, стоп! Как же? Не для того же Наш герой бросил пить и взялся за ум, чтобы размениваться на лодки с мотоциклами да гарнитурами разными! Нет, берём Выше! И благодарный ум в ответ на поставленный запрос выдаёт ему гениальную идею – машина! Вот цель, достойная настоящего мужчины. И пусть они все утрутся со своими лодками и хрусталями.

Ах, как же это здорово, когда у человека есть высокая цель! Это же сразу крылья за спиной и движок в одном месте. Уже на другой день этот движок двинул Нашего героя в завком записываться в очередь на машину.

Трудности начались уже на данном этапе. Зампред завкома не хотел ставить его в эту очередь как совершенно нереального, а между строк, и недостойного претендента на такую престижную и дорогую привилегию как автомобиль. Между ними даже произошла перепалка. Зампред, который и сам ещё машины не имел, утверждал, что на машинах должны разъезжать исключительно передовики, рационализаторы-изобретатели, а не всякие там, кому вздумается. Но ум, за который взялся Наш герой, подсказывал ему, что нет такого закона, чтобы отказывать рабочему человеку, о чём Наш герой стал заявлять эмоционально, громко и, по сути, убедительно. Слух о том, что Наш герой пришёл записываться в очередь на машину, мгновенно распространился по заводоуправлению. Его, оказывается, здесь знали, правда, исключительно как классического забулдыгу, что как раз и вызвало такой интерес к его сегодняшнему явлению в завком. Естественно, больше всего это явление заинтересовало женщин, коих в заводоуправлении работало немало, особенно незамужних. В завком одна за другой под всякими предлогами и без оных стали заглядывать любопытствующие мордашки, пытающиеся выяснить, не стал ли Наш герой новым Монте Кристо – может, выиграл в спортлото, или наследство получил от калифорнийского дедушки. Благодаря такому вниманию публики и, конечно, собственному напору Наш герой выиграл этот раунд – зампред сдался и оформил постановку на очередь.

А вот в следующем раунде... В следующем раунде ему предстояло драться уже с цеховым начальством и даже не с начальством самим по себе, а с системой, которую оно представляло. И система эта была не цеховой, не заводской, не государственной даже, а чуть ли не системой жизни вообще. Но Наш герой этого ещё не знал. Его крылья махали, движок гудел, душа пела, ум клокотал.

К бригадиру он явился с требованием дать ему серьёзную, хорошо оплачиваемую работу. Ведь машина требует денег.

– А ху-ху не хо-хо? – ехидно спросил бригадир.

– Не хо-хо! Давай мне нормальную работу, а не мелочёвку всякую, – заявил Наш герой.

– Ты, того, не наглей. Делай, что дают. И вообще, тебе серьёзные наряды по разряду не положено.

– Так повышайте разряд. Сколько я буду тут на пацанском разряде сидеть?

– Вот пока пацаном будешь, так и будешь сидеть.

– Каким пацаном? Мне уже скоро тридцать.

– Ну, и что? Всё равно пацан.

Ещё более шумно хлопая крыльями Наш герой подлетел к начальнику цеха. Мол, так и так, работать хочу, зарабатывать хочу. Начальник похвалил за рвение, но сказал, что ему сейчас нужно поработать над восстановлением репутации, авторитет какой-никакой заслужить, а тогда посмотрим...

– И сколько вы будете смотреть?

– А сколько мы смотрели, как ты под горку катился? Вот и сейчас посмотрим. Может и вправду пойдёт обратный процесс...

Но движок ещё гудел, и крылья, хоть и не с прежним энтузиазмом, но хлопали. Надо было доказывать. А тут и случай подвернулся: проходя мимо рабочего места товарища, который, как уже говорилось, сочувственно относился к Нашему герою, он увидел, что тот точит именно ту деталь, чертёж которой и показывал всем бригадир, как пример невозможного для Нашего героя уровня сложности. Он к товарищу: дай, мол, чертёж – я попробую такую деталь сделать, если получится, тебе же отдам. Товарищ колебался, не зная как поступить, но отказать не смог. Долго пыхтел Наш герой над этой деталью, взмок даже весь. Но сделал. Микрометром промерил – точно всё. Понёс, уже было товарищу отдавать, но не удержался – пошёл и бригадиру показал.

– Видали?! Всё промерил – чистая работа!

– Барахло, – сказал бригадир, и бросил деталь в ящик бракованных изделий. – А кто тебе чертёж дал, или ещё кто даст – премию срежу.

Пошёл наш герой к товарищу извиняться. Тот, конечно, тоже расстроился.

– Ну, бляха-муха, как чувствовал. – Он добавил ещё пару матюков и продолжил тираду. – Надо было тебе сразу сказать, что, пока глаза заливал, ты, конечно, не мог видеть, что тут всё не так просто. Думал – сложную деталь нормально сделал, и тебя сразу в передовики назначат? Хрен! Я вон, ты ж видишь, не хуже наших маяков работаю, и что – где они и где я? Это ж мафия, а в мафию чужих не берут. Так что, сиди тихо, делай, что говорят – лет через сколько-то выйдешь на мой уровень. И всё – это потолок. Дальше другие законы, и они не для нас писаны.

– Так чё ж вы не боретесь с мафией этой?!

– Йопоньки, революционер отыскался. Да были уже тут революционеры. И где они? Отвечаю: кто – по собственному, кто – по состоянию, а кто и по статье. Кстати, статьи могут быть разными – уголовными даже.

Пригорюнился Наш герой. Но движок ещё урчал, и крылья ещё время от времени начинали хлопать, как у курицы, которая изредка вдруг ни с того, ни с сего как бы проверяла, птица она или нет. В данном случае, несмотря на предостережение товарища, идея побороться с мафией будоражила его сознание. «Надо только народ поднять, таких же угнетённых, как я», – думал Наш герой.

Однажды, идя мимо курилки, он заметил, что сидели там как раз те, которые ему были нужны – лузеры цехового сообщества или, по версии Нашего героя, угнетённые. Хотя Наш герой не курил, но подошёл, поздоровался и даже попросил дать сигаретку. Видно, почувствовал, что некурящему находиться среди курящих, всё равно, как одетому в бане. Разговор, конечно же, проходил в тональности брюзжания и недовольства. Поддержав в целом эту тональность, он стал гнуть разговор к теме сопротивления. Мол, ребята, да тут мафия засела, продыху не даёт, а надо собраться и разобраться с этими мироедами. Но тема эта развития как-то не получила, курильщики один за другим стали тушить сигареты и таять в задымлённом проёме двери. «От, черви вонючие. Как трындеть и жаловаться, так сколько угодно, а как побороться, так – в кусты», – сетовал Наш герой. «Ну, ничего, мы пойдём другим путём», – вряд ли осознанно процитировал он главного революционера ХХ века.

На «другом пути» он присмотрел инженера, который, на первый взгляд, непонятно что, но что-то делал в цеху. Хотя он тоже был как бы начальством, но к мафии, похоже, не принадлежал – слишком скромным был и на вид порядочным. Вот к нему Наш герой и подсел во время обеденного перерыва со своим винегретом и компотом. Разговор очень удачно начал сам инженер.

– Что это Вы одним винегретом да компотом обедаете? Рабочему человеку нужно нормально питаться.

– Понимаете, – начал напрямую Наш герой, – я хочу купить машину, а для этого надо, во-первых, экономить и, во-вторых, хорошо зарабатывать, вернее, в первую очередь, хорошо зарабатывать. Только у нас тут чёрта с два заработаешь, эта наша мафия, – он оглянулся по сторонам и заговорщическим тоном продолжил, – Эта мафия всё только под себя гребёт, а остальным – обрезание по самые помидоры. Вы же, наверное, это тоже видите.

Теперь Нашему герою важна была реакция инженера, и она последовала, только совсем не такая, какую ожидал Наш герой.

– А зачем Вам машина? Трамвай, насколько я знаю, от Вашего дома чуть ли не к проходной завода подъезжает. На всякие рыбалки, пикники, Вы, кажется, тоже не любитель.

– Ну, как, – начал слегка кипятиться Наш герой, – да я цель такую поставил – машину купить, что б смысл какой в жизни был.

Лицо инженера изобразило только улыбку, хотя по глазам было видно, что смешно ему изрядно.

– Ну, – слегка поперхнувшись ложкой супа, выговорил он, – какая же это цель? Хотя ладно, допустим, для недалёкого человека, извините, это я не про Вас, а вообще, так вот, как цель это ещё, куда ни шло, но как смысл, смысл жизни (!) это уж ни в какие ворота. Какой же это смысл? Так, ерунда какая-то. Смысл... Не смысл это, а искушение одно.

– Подождите, – заволновался Наш герой, – ну, если это не смысл, то что тогда?

– Да мало ли. Много чего есть, – туманно отвечал инженер.

– А у Вас есть такой смысл? – решился на наглость Наш герой.

– Был, – спокойно ответил инженер.

– И куда делся?

– Он-то никуда не делся, только он уже как бы сам по себе, а я сам по себе. Ну, да Вам это не интересно.

Нашему герою было очень интересно, но инженер уже заторопился, поблагодарил за компанию и откланялся. А Наш герой остался, причём, в разобранных чувствах. Но, поскольку вникать в сказанное инженером и, тем более, соглашаться с ним не хотелось, он решил послать этого инженера и всю его интеллигентскую хреновень куда подальше. Ведь дел и проблем у него нынче было, мама не горюй. И, кроме вот этого заводского, так сказать, фронта, дома его ждал не менее тяжёлый фронт.

Нет, поначалу была вполне обоснованная надежда, что жена поддержит его в стремлении посвятить всего себя приобретению машины. И, когда он на третий день своего трезвого существования рассказал ей об этом, она пришла в неописуемый восторг до такой степени, что они даже переспали в супружеской постели. Но, когда наутро он поведал, что для осуществления этой цели необходим режим строжайшей экономии, что никаких новых кофточек, блузочек и т.п. теперь не будет, и давать с зарплаты он будет только на пропитание, и то по минимуму, остальное же – класть на книжку, и она тоже должна будет всю зарплату, за исключением коммунальных платежей, класть на книжку, а он будет за этим тщательно следить, произошёл взрыв. Тектонический разлом произошёл в отдельно взятой семье, хотя высвободил агрессивной энергии на целый микрорайон. Ибо даже примитивным своим умом она сразу поняла главное – он хочет контролировать бюджет. А кто пилит бюджет, тот и власть имеет. Это она тоже понимала без всяких политэкономий. Вот эта власть над этим маленьким бюджетом и таким же маленьким человеком, которую она уже вкусила и полюбила всем сердцем, это было её всё, и за это всё она готова была драться изо всех сил. Поэтому на Нашего героя она обрушила шквал огня из всех орудий. Самое грозное оружие она приберегла на потом, ограничившись после артподготовки ультиматумом: можешь собирать на машину, но без ущерба для интересов дома и семьи, как она эти интересы понимала.

Наш герой стоически выдержал этот шквал, но в день получки выложил перед ней три красненьких на питание и продемонстрировал новенькую сберкнижку с единственной пока записью. На что супруга тут же сообщила, что в таком случае подаёт на развод и выгоняет его с квартиры. Он же ей в ответ: на развод – сколько угодно, а вот квартиру – накося выкуси – квартира моя.

Эта кооперативная квартира действительно принадлежала ему. Её подарили ему родители. Отец работал тогда в горячем цеху, зарабатывал неплохо, и мать медсестрой на полторы ставки плюс уколы по домам, в общем, собрались с силами и купили сыночку. А эта говорит: выгоню. Но она не только говорила. С видом гладиатора, приставившего меч к груди поверженного соперника, она выложила на стол дарственную, подписанную его же собственной рукой. Подпись, конечно, была корявой, но она никогда красотой не отличалось, а уж тогда, когда она это подсунула...

Насладившись викторией, победительница не стала приводить приговор в исполнение, но предупредила, махая перед его носом сберкнижкой, что если он ещё раз выкинет такой фортель, то вылетит из квартиры, как пробка. Сказав это, она демонстративно засунула сберкнижку в лифчик.

А на другой день его вызвали в партком. Членом партии он, конечно же, не был, и даже вслух выразил своё удивление. Кто-то с усмешкой высказал предположение, что ему в партию вступить предложат. Шутка имела успех.

В кабинете секретаря парткома его поджидал какой-то незнакомый ему человек. Одет он был как интеллигент, хотя чувствовалось, что не интеллигент и даже не штатский вовсе. Говорил он вежливо, даже очень. Но как-то так, что у Нашего героя вскоре по спине потекла капля пота. Помимо всего прочего человек этот говорил, что пить или не пить – это в нашей стране каждый решает сам за себя, а вот порочить рабочий класс и его лучших представителей обзывать, употребляя буржуазную терминологию, да ещё других подбивать на какую-то борьбу – вот этого мы позволить никому не можем. И диссидентство всякое в рабочей среде мы тоже не позволим. Постращав ещё немного, человек, одетый, как интеллигент, отпустил Нашего героя. Пока он дошёл до своего цеха, за ним, как выяснилось, уже закрепилась кликуха – «диссидент».

Когда он шёл после работы домой, его окликнули:

– Эй, диссидент, иди к нам, у Кольки пацан родился. Угощает.

С тех пор жизнь Нашего героя вернулась к тому, с чего мы и начинали свой рассказ.

Однажды, правда, произошло на этом фоне неординарное событие.

Как-то Наш герой в перерыв зашёл в столовую, чтобы похлебать какого супчика. И тут к нему подсаживается тот самый инженер.

– Здравствуйте. Как дела?

– Нормально, – буркнул Наш герой, не чувствуя расположения продолжать разговор.

– Не думаю, что нормально, – серьёзным тоном произнёс инженер. – А знаете, почему Вы потерпели поражение? Вы поставили не на ту идею.

– А на какую надо было? – хмуро спросил Наш герой.

– Да есть варианты, и уж получше вашей машины. Причём, они вовсе не требуют этой бессмысленной возни со всякими там ветряными мельницами и прочей дребеденью. Только вижу по Вашим глазам, что сегодня этот разговор не ко времени. Вы денька три не попейте, а потом, если хотите, встретимся, поговорим.

Не ощущая вкуса, Наш герой доел остывший суп. Про ветряные мельницы было не очень понятно. А что не на ту идею, так, наверное... Ну, а какие такие идеи у инженера этого? Тоже, мудрец мне нашёлся. Мысли путались в его голове. Но что-то уже произошло. Лёгкое волнение пробежало внутри его существа, разбудив мирно спавшую душу. Зачесалась спина в районе лопаток, и где-то там, в одном месте что-то заурчало, похоже на тогдашний движок. Наш герой усмехнулся давно забытым ощущениям и пошёл дорабатывать смену.